Все едут через Тверь. Обедают в трактире.
Поспят — ив Городню, в Завидово и в Клин.
И вот — «МОСКВА! МОСКВА!»… И дальше,
в глубь Сибири,
Радищев держит путь.
Премудрый Карамзин
путь предпочел иной. Не все писал, что думал,
и думал-то не все, что, при его уме,
подумать бы сумел.
А бог в нас душу вдунул,
чтоб могущий светить — светил. Как свет во тьме.
И у животных есть хоть слабый луч рассудка,
но только человек, познав добро и зло,
способен выбрать путь. И выбор сей — не шутка:
ты выбрал, а потом поехало-пошло.
Вот едет Карамзин до Рейна и Ламанша.
Радищев же — в Сибирь: Обь, Енисей, Илим.
А Тверь — все та же Тверь. И, как столетьем
раньше,
слепой старик в Клину поет про город Рим.
Об Алексее он, о человеке Божьем,
поет — и всей толпе понятен этот стих.
И все, что мы хотим, мы высказать ей можем:
есть уши у людей и чувства есть у них.
Но лучше — промолчать: опасны разговоры.
Радищев принял яд. Съел Карамзин обед.
Где повара купить? Всё пьяницы да воры.
Ни у кого в Москве хорошей кухни нет.
«О, если бы рабы!..» — так выкрикнул Радищев.
Зато Карамзина заботят господа
и прочность власти их в стране рабов и нищих.
…Все едут через Тверь. Но дальше — кто куда.
