Два странных юноши — в Москве и в Петербурге —
беседу письмами ведут между собой.
А буря близится. И оба перед бурей
электризованы, как мир предгрозовой.
Золото-розовые радостные зори…
Багровый блеск зарниц, сверкающих вдали…
И греза грезится: они — на лодке, в море,
плывут, плывут туда, где зори расцвели.
А все, что позади,— все рухнет и утонет.
А горизонт в огне — пожар? восход? закат?
А лик Грядущего увиден, но не понят:
всесветная война или всесветлый Град?
А буря близится, уже бушуют волны,
и что-то смутное вздымается из вод…
Два странных юноши навстречу бурь и молний
плывут, бесстрашные, с девизом: да грядет!
Ударил колокол. Да будет век двадцатый!
Все будет новое: и небо, и земля.
Что было, то прошло. За наступившей датой
таится век иной, пугая и суля.
Кругом глухая ночь, но в них уже тревога,
предощущение, предзнание: вот-вот
все переменится. И правда: два-три года —
и Порт-Артур падет, и грянет Пятый год.
Он начинается, век войн и революций,
все будут втянуты в водоворот времен…
Рев пушек вновь и вновь, и реки крови льются,
и трупы склеваны несытым вороньем.
И все-таки — туда! В огонь, в метель и вьюгу!
В бездомность, в улицу, в поля, в простор, в полет!..
Двух странных юношей, что письма шлют друг другу,
зовет нежданное и требует: вперед!
Два провозвестника, пророка, прозорливца,
два предрекающих, что близится гроза,
две птицы вещие… Поэзия — орлица,
по слову Пушкина. Да! И еще раз — да!
