Лохматую белую собаку
я скорее всего сочинил,
и притом значительно позже,
когда научился читать
и прочел рассказ Куприна
«Белый пудель».
Но сапожника —
армянина, а может быть, грека,—
у которого мы в то лето
снимали комнату
в одной из узких известняковых улочек
Феодосии,
и многочисленных
черноглазых, черноволосых
детей сапожника
я не придумываю.
А еще был разноцветный базар,
а на заднем плане —
большая-большая гора,
зеленая и оранжевая.
Гора оставалась еще несколько лет
на этюдах отца,
но потом он использовал эти холсты
и поверх горы
написал букеты цветов
и продал.
И тогда осталось только название краски:
«Феодосийская земля коричневая».
Я дорожил тем немногим, что еще оставалось,
произносил очень медленно, с паузой:
«Феодосийская земля —
коричневая».
