Во граде Вильно достославном
Вот что произошло недавно…
Тогда стоял… Но трудно мне
В поэму втиснуть это слово…
Тогда в просторный и суровый
Он превращен был лазарет,
А бакалавров разогнали
За то, что шапок не ломали
Пред Острой брамой… Что дурак,
Заметно сразу, но никак
Назвать не смею, правый боже,
Того студента — ну, так что же?
То был сын ясновельможный
Литовской графини:
Мать заботилась о милом,
Единственном сыне.
Не как пан дитя училось
И шапку снимало
В Острой браме; было б ладно,
Да беда настала!
Он влюбился не на шутку,
Был молод, сердешный,
Выбрал юную еврейку
И хотел, конечно,
Тайну соблюдая,
Чтоб не знала мать родная,
На красавице жениться.
Вот была какая —
Та еврейка. Все сидела
До глубокой ночи
Пред окном и утирала
Печальные очи…
И она его любила,
И страх как любила.
На бульвар гулять ходила
И в школу ходила
Все с отцом. И что тут делать
С долею проклятой?
А банкир один из Любска
Евреечку сватал.
Что же делать тут влюбленным, —
Идти в Запрет детям?
Утопиться? Без еврейки
Не житье на свете
Юноше. Старик проклятый
Знать того не знает,
Дочь единственную крепко
Дома запирает.
Как идет он утром в лавку, —
Сторожила б строже,
Нанимает Рухлю. Что же!
Рухля не поможет.
Где девушка эту книгу,
Где роман читала —
С тонкой лестницей из шелка, —
И Рухля не знала.
Может, сама догадалась,
Только так случилось,
Что себе сплела такую ж
И в ночи спустилась
Вниз, на улицу, к студенту.
Тут бы им скрываться,
А они (понятно — дети)
Сразу — целоваться
У ворот немедля стали.
А отец тут вскоре
Как безумный выбегает
С топором. Ой, горе,
Горе матери несчастной!
Сына не зови ты:
На улице валяется
Сынок твой убитый.
Он погублен изувером.
Горе приключилось!
Евреечка (что за сила
В девушке открылась?)
Бросилась, топор схватила
И по обух живо
В грудь отцовскую всадила.
Вот такое диво
В старом городе преславном,
В Вильне приключилось.
И дивились долго люди,
Где же притаилась
Евреечка та, гадюка,
Что отца убила?
В Вилии она тихонько
Ночью утопилась.
И нашли ее в Закрете;
Там и закопали.
А графиня без сыночка
Осталась в печали,
В Рим уехала, я слышал,
Да там и осталась,
Да с маркизом неким нищим,
Молвят, обвенчалась.
Может, люди лгут — не знаю, —
На то они люди,
И вдовицу не забудут
И всегда осудят!
