Поэма
Молюсь и снова уповаю,
И снова слезы проливаю,
И думу тяжкую свою
Безмолвным стенам отдаю.
Отзовитесь мне, немые,
Заплачьте со мною
Над неправдою людскою,
Над невзгодой злою.
Отзовитесь! А за вами,
Может, отзовется
Жизнь несчастная, глухая
И нам усмехнется.
И с несчастьем примирится
И с людьми, и скажет
Нам спасибо, и с молитвой
Спать спокойно ляжет.
И примиренному приснится
Людская мирная любовь
И доброта. И, встав с денницей,
Веселый, он забудет вновь
Свои несчастья. И в неволе
Узнает рай, узнает волю
И всетворящую любовь.
В канун осеннего Николы,
Ободраны, едва не голы,
Цыгане из Бендер толпой
Шли по степи в тиши ночной
И, вольные, конечно, пели.
Все шли, все шли и захотели
Передохнуть. Разбив шатры,
Раздули жаркие костры
И у огня на отдых сели, —
Кто с шашлыком, а кто и так…
Зато он — вольный, как казак
Былой. Поют они, гуторят,
Вдруг слышат: из степи им вторит
Какой-то хриплый голосок —
Похоже, пьяной молодицы:
«Ой ты, ночка, ночка,
Спят и мать и дочка,
Девушке приснилось:
Мать ее взбесилась,
А свекор женился,
Отец утопился…,
И… гу…»
Цыгане слушают, смеются:
«Откуда люди там возьмутся?…
В степи поют?… Из-за Днестра?
Иль нам приснилось у костра?»
Кричат, вскочили. И несмело
То существо, что песню пело,
К ним приближалось…
Грусть и страх!
Под рваной свиткою дрожала
Та женщина. А на руках
И на ногах повыступала
От стужи кровь — и засыхала.
Коса, в репьях и колтуне,
О свитку билась на спине.
Бедняга подошла и села
К огню и молча руки грела
Над жарким пламенем. «Ну, так!
Женился, стало быть, бедняк», —
Так про себя она шептала
И странно, дико усмехалась…
Нет, то не призрак у костра,
То мать моя или сестра —
Та ведьма, если вы не знали!
Цыгане
Откуда же ты, молодица?
Ведьма
Кто, я?
(Поет.)
«Как была я молодичка,
Целовали меня в личко,
А как старой стала бабой,
Целовать сама я рада».
Цыган
Певица, нечего сказать!
Себе такую бы достать,
Водить с медведем…
Ведьма
Напеваю,
Когда сижу, когда гуляю…
Все напеваю, напеваю,
Уж разучилась говорить,
А раньше ловко я болтала…
Цыган
Где ж ты была, что заплутала?
Ведьма
Кто, я?… Иль ты?…
(Шепчет.)
Тсс… не шуми!
Глянь, глянь, — со мною пан лежит.
Огонь погас, луна восходит,
В овраге ходит вурдалак…
(Усмехнувшись.)
На свадьбе я пила, гуляла.
Себя не слишком соблюдала
Невеста. Ироды-паны
Творят с дивчатами такое…
Теперь пойду других женить,
Там без меня, я беспокоюсь,
И в гроб не смогут положить…
Цыган
Постой, побудь, бедняга, с нами!
У нас, ей-богу, славно жить.
Ведьма
А дети есть у вас?
Цыган
Нет, нету.
Ведьма
Кого же вам поить-кормить?
Кого спать на ночь уложить?
Кого баюкать и беречь?
Кому помочь и встать и лечь?
Молиться за кого? Ох, дети!
И всё дети, и всё дети!
Куда бежать, куда мне деть их,
Куда ни глянь — они со мною,
Съедят еще, того гляди…
Цыгане
Не плачь, старуха, погоди:
У нас детей нет и в заводе.
Ведьма
Хоть с горы да в воду!..
И ведьма глухо зарыдала.
Цыгане слушали устало,
Потом уснули, где кто мог,
Она же не спала, сидела,
Не плакала и ноги грела
В горячем пепле. И стерег
Щербатый серп, встав над курганом,
Шатры окрай ночных дорог,
Пока не скрылся за туманом.
Что не спится богатею,
Сытому, седому?
Что же старому не спится —
Сироте худому?
Тот гадает, как бы это
Достроить палаты,
Этот — как собрать бы денег
На гроб небогатый.
Один старый в пышном склепе
Отмолен собором,
Другой старый, как пришлося,
Заснул под забором.
Ничего уж не желают
Оба, отдыхают.
Бедняка все позабыли,
Богача ругают.
А старик цыган о смерти
И не вспоминает,
Дремлет с трубкой да на гостью
Сонный взгляд бросает.
Цыган
Легла бы лучше, отдохнула.
Денница всходит, погляди.
Ведьма
Я-то видала, сам гляди.
Цыган
Уйдем мы рано, не проспишься, —
Тебя оставим.
Ведьма
Не просплюсь,
Я никогда уж не просплюсь,
В бурьяне и умру, напившись,
Вот этак…
(Тихо поет.)
«Ой, дуброва ты родная!
Берега Дуная,
Я в дуброве погуляю,
В реке искупаюсь
Да в густой зеленой тине
Отдохну в сторонке…
Еще, может, хоть калеку, —
А рожу ребенка…»
Да нет, куда! Когда бы жил он,
Взял бы да проклял мать свою.
Вон, за курганом, за могилой,
Смотри, глаза таращит кот.
Кись-кись! А он, видать, боится:
Молчит, бесенок, не идет!
А то б дала тебе напиться
Я свежей ключевой водицы.
(Поет.)
«Вон кутья под образами, —
А за печкой дети,
Наплодила, народила,
Да некуда деть их:
Утопить их, что ли?
Задушить их? То ли
Деток шинкарю продать
Да напиться вволю?»
Что, наши хорошо поют?
Присядь-ка ближе, друг, вот тут.
Вот так-то! Видно, ты не знаешь,
Что я в Валахии была?
Все расскажу тебе, что вспомню.
Детей в Бендерах родила,
Да в белых Яссах их качала,
В Дунае синем искупала,
В Туретчине повила.
И домой их принесла
В город Киев. Там уж, дома,
Без кадила, без кропила
За три гроша окрестила,
А три гроша пропила,
Упилась, упилась!
Пьяна и ныне!..
И никогда уж не просплюся,
Я бога больше не боюся
И больше не стыжусь людей.
Ох, если бы моих детей
Найти когда-нибудь! Не знаешь,
Идет в Туретчине война?
Цыган
Была недавно, да прошла.
Старейший умер старшина.
Ведьма
А я думала, воюют,
Ан войны и нету.
Слушай дальше!
Расскажу я,
Как ищу по свету
Наталочку, свою дочку,
Да сына Ивана.
Всё Наталоньки не встречу
Да не встречу пана,
Того Ирода, что, знаешь?…
Помню, не забыла,
Как была я молодою,
Думой не томилась,
Я в саду плела веночек,
Красотой гордилась.
Тут меня он и увидел.
Мне ведь и не снилось,
Что была я крепостною;
А То б утопилась, —
Легче было б. Присмотрелся,
Да и взял в покои,
И остриг меня, как хлопца,
И в поход с собою
Захватил.
Пришли в Бендеры,
И там мы стояли
С солдатами на квартирах, —
А солдаты за Дунаем
Турка воевали.
Близнецов господь тогда-то
Подарил мне к Спасу.
Барин тут меня и бросил,
Не зашел и в хату,
На детей своих не глянул,
Сатана проклятый!
И увел солдат. Одна я,
С детками плутая,
Возвращалась на Украину,
Дороги не зная.
Стриженая, — что поделать! —
Спрашивала в селах
Путь на Киев. От насмешек
От людских веселых
Чуть было не утопилась,
Да жаль было кинуть
Бедных деток. Так да этак
Шла на Украину.
И пришла. Вздохнула легче.
Вечера дождалась,
Чтобы люди не видали,
Во тьме пробиралась.
Вот крадусь за тыном к хате,
Мимо темных окон,
Видно, отца нету дома
Либо спать уж лег он,
Мой батюшка одинокий.
И сама не знаю,
Как вошла я в хату. Стонет
Кто-то, помирает, —
Это мой отец родимый!
И никто на свете
Не помолится над бедным.
Лукавые дети!
Вы, проклятые, в ответе.
Я перепугалась,
Хата пахла запустеньем.
Тут я прятать стала
Деток в клети, возвратилась:
Отец еле дышит.
Я скорей к нему: «Родимый!
Родименький, слышишь,
Это я к тебе вернулась!»
За руки хватаю.
И тогда мне слабый голос
Прошептал: «Прощаю.
Все прощаю!»
И как будто
Тут же я упала
И заснула. Если б можно,
Век бы свой проспала!
Но к полуночи очнулась.
В хате как в могиле.
Мне отец сжимает руку.
«Что ты, что ты, милый?»
А уж он как лед холодный.
Я насилу руку
Вырвала. Цыган, подумай,
Ты такую суку
Взял бы в дочери?
Что скажешь?
Цыган
Ей-богу, не знаю.
Ведьма
Так молчи, не то забуду,
Что сказать желаю.
Накормила я ребяток,
В сусек уложила.
Уже утром под очипок
Пакли я набила,
Чтоб не видно было стрижки,
Прибрала по дому.
А под окнами тесали
Гроб отцу седому.
Дотесали, положили,
Взяли, закопали…
И, как на поле былинка,
Я одна осталась
На всем свете… Были дети —
И тех не осталось.
«Через яр ходила
Да воду носила›
Каравай месила.
Дочку отдавала,
Сына оженила
И… гу…»
Цыган
Да не скули, ты всех разбудишь.
Ведьма
Разве скулю я, что с тобой?
Цыган
Ну, ладно. Что же дальше будет? —
Рассказывай.
Ведьма
А за рассказ
Мне сваришь завтра мамалыги?
Я кукурузы принесу.
Все припомнила! Все помню!
С дочкой спал, проклятый…
Сына отдал он в лакеи,
А меня из хаты
Выгнала мирская сходка,
Я собак дразнила,
Пела с нищими у окон,
А ребят носила.
За спиной. Чтоб приучались»
Пан приехал вскоре,
С лаской кинулась к нему я,
Не судя за горе.
Сатана меня не выгнал,
И сына и дочку
Приласкал и взял в хоромы…
Там мои цветочки
И росли. Сынка Ивана
Он какой-то пани
Продал. Ну а дочь Наталью…
Что, твои цыгане
Все уснули?
Цыган
Все уснули.
Ведьма
Только б не слыхали
Слова страшного про дочку;
Да и ты от слова
Вздрогнешь, может, как услышишь…
Сколько было злого.
Наталоньку! Дитя свое!
Ирод нечестивый!..
Взял, погубил… А перед тем
Посылает в Киев
Меня, видишь, помолиться.
Сдуру я ходила.
И молилась… Только бога,
Знать, не умолила.
Есть ли бог у вас, цыгане?
У нас его нету…
Господа его в шкатулку
Спрятали от света.
Как из Киева вернулась, —
Заперты покои.
Пан с Наталочкой уехал,
Взял ее с собою, —
Дочку взял…
Ты слышишь, старый?
Он остриг девчонку,
Как меня. И полетела
Я за ним вдогонку.
До Валахии добралась
И совой летаю
Над леском, над буераком,
Деточек скликаю.
Где Наталонька? — Не слышит!
Отыщу я пана —
Разорву его!.. Примите
В табор свой, цыгане,
Я водить медведя стану,
А как встречу ката,
На него спущу медведя —
Вот тогда, проклятый!..
Не медведя. Сама брошусь,
Загрызу!.. Иль знаешь?
Поженимся, мое сердце,
Чем не хороша я?
Ну, а сына я женила,
Дочка — так и будет.
Ползать стану я под тыном,
Найдут меня люди —
Только мертвой. Посмотри-ка,
Там такой хороший
Мой сын Иван… Ух, холодно!
Одолжи мне грошик.
Монисто славное куплю,
Сдавлю тебе им шею.
Ну, а сама пойду домой.
Смотри-ка скорее —
Вон в Киев мышь несет мышат.
Не донесешь, утопишь их,
Или пан отнимет.
Найду ли я моих деток,
Иль без них погибну?
И замолкла, как уснула.
Поднялись цыгане,
Сняв шатры, пошли в дорогу
На заре на ранней.
Сразу двинулись. Шли степью.
А ведьма, убога,
Бесталанна, встала молча
И как будто богу
Тихонечко помолилась,
И заковыляла
Вместе с табором, и тихо,
Тихо напевала:
«Говорят, что суд мне будет,
А суда не будет,
Без суда уж осудили
Меня злые люди».
Из-за Днестра пошли цыгане,
И на Волынь, и на Украину.
Шли, селенья проходили,
В города входили
И приблудную повсюду
За собой водили.
Она пела, танцевала,
Не пила, не ела…
Шла, словно смерть, с цыганами,
Отстать не хотела.
Жить потом как будто сразу
Стала по-другому,
Стала пить и есть, молиться
Господу святому.
Помогла ей, видно, чем-то
Бабка Мариула.
Может, зельем напоила
И к жизни вернула.
После врачевать недуги
Ее обучала;
Где искать какие травы —
Все ей рассказала.
Как сушить их, как варить их…
Всему научила,
А бедняга та слушала
И богу молилась.
И прошло уже два лета,
И третье настало;
Как пришли на Украину,
Вновь затосковала,
Поклонилась Мариуле
За науку в ноги,
Стала с табором прощаться,
Помолилась богу
И пошла путем знакомым
В сторону родную.
Говорит: «Взглянуть на деток —
Одного хочу я».
Да не вышло. Пан вернулся,
Оставил Наталью
В Московщине. А ты ее
За Днестром искала.
А Ивана молодого
В солдаты забрили:
Уважать господ, как видно,
Ты не научила.
Где приют себе отыщешь?
Ни души на свете!..
Поклонись хоть добрым людям,
Может, лаской встретят.
Пан, вернувшись, занедужил,
Умирает, бредит.
А она набрала зелья
И пошла в усадьбу.
Не проклясть его хотела,
Только помощь дать бы.
Не помогла недужному —
К нему не пустили.
Умер пан. Она за пана
Богу помолилась,
А потом дивчат учила:
Не любить, не знаться
Ни с какими господами,
Людей не чураться.
«Бог за это покарает,
Еще горше — люди;
Люди злы, несправедливы,
Своим судом судят».
Так она их поучала,
Недужных лечила
И с убогим последнею
Коркою делилась.
Люди умные, незлые
Ее уважали,
А все-таки покрыткою
И Ведьмою звали.
