С сознанием смутным, с пальцами моими,
в теченьи медленном неторопливых вод,
я опускаюсь в царство незабудок,
в забытую, разрушенную залу,
туда, где воздух траурный недвижен,
где корни горьких трав переплелись.
Я опускаюсь в сумрачные сферы,
я вижу пауков, я вижу рощи
из тайной, несозревшей древесины,
в молчании брожу среди обломков,
между волокон влажных, уходящих
в живую суть земли и тишины.
Материя, о высохшая роза!
Спускаясь вниз усталыми ногами,
я поднимаю лепестки твои.
И опускаюсь, чтоб колени молча
в твоём суровом храме преклонить,
на ангела губами натолкнуться.
Стою перед истоком красок мира,
перед твоими мёртвыми мечами,
перед твоими слитными сердцами
и молчаливым множеством твоим.
Захлёстнутый волною ароматов,
укутанных в осеннее упорство,
я погребальный путь свой начинаю
среди твоих рубцов и жёлтых шрамов;
голодный, одинокий и бессонный,
тебе несу я плач свой беспричинный,
иду по затемнённым коридорам,
к твоей сокрытой сущности иду.
Я вижу, как текут сухие воды,
я вижу, как растут сплошные руки,
я слышу — сотрясаемые штормом
в далёком море водоросли стонут,
я чувствую, как листья умирают,
втекая всей своей зелёной плотью
в твою распахнутую неподвижность.
Прожилки, поры, нежные круги,
таинственная теплота и тяжесть,
и стрелы, что вонзились в твоё сердце,
и существа, которые уснули
в твоих бездонных и бескрайних недрах,
и пыль истлевшей мякоти плодовой,
и бурый пепел отпылавших душ —
ко мне придите, в сон мой бесконечный,
и упадите в спальню, куда ночь
всё падает и падает, как с неба
раздробленная падает вода,
и к жизни, к смерти вашей приобщите
меня и к вашей покорённой плоти,
к бесполым вашим мёртвым голубям;
и станем мы огнём, и немотой, и звуком,
и будем мы пылать, молчать, звенеть.
