Ax, только бы воли себе не давать,
Когда с ледяных берегов Колымы
Грозит мне сиротство Синайской пустыней,
И нет ничего холодней и постылей
Российской судьбы и российской зимы,
Российской сумы и российской тюрьмы,
Куда не зазорно явиться с повинной,
И где лишь кривые дороги прямы,
И где не зазорно казенной холстиной
Без всяких гробов мертвецов одевать.
Ах, только бы воли себе не давать!
Ах, только бы первой любви не предать,
Когда из глубин поднимается страх,
Когда Увертюрой Двенадцатого Года
Ревет в репродукторах голос народа,
А в сводках атаки и танки в тисках,
И ярость в висках, и останки в песках,
И ясно: в огне не отыщется брода, –
Ведь жизни и смерти лежат на весах,
Ведь жаждет погрома не горсточка сброда,
А родины-мачехи грозная рать.
Ах, только бы первой любви не предать!
Ах, только б остаться самою собой,
Когда в одинокий прозрения час
Я в прошлом себя узнаю среди прочих,
И я в этом прошлом не слово, а прочерк:
У предков моих слишком яростный глаз,
А нос слишком длинный и в профиль, и в фас,
И нет мне березки в березовых рощах,
И нет мне спасенья в Успенье и в Спас,
И предков моих на Сенатскую площадь
Никто б не пустил под штандарт голубой.
Ах, только б остаться самою собой!
Ах, только б найти Ариаднину нить,
Чтоб сердце дотла отреченьем не сжечь,
Когда умножаются правды и кривды,
И каждая правда не стоит и гривны,
А братство – лишь с теми, с кем общая печь,
А прочие братства не стоят и свеч,
И только на кровь неизменны тарифы…
Лишь ты остаешься мне, русская речь,
И только распев дактилической рифмы
Сумел бы с Россией меня примирить.
Ах, только 6 найти Ариаднину нить!
