От этой страсти роковой,
Такой непоправимо-грубой,
Несу на рынок вековой
Свои израненные губы.
И за плечами у меня
Ночь, словно алый-алый бархат.
И крылья белого коня
Лишь белою сиренью пахнут.
Откинуты мои года,
Как карты, битые для Ада.
Я – покупавший города
Хмельною кистью винограда.
Я – сотворивший Музу – вам,
Нагую Музу, без перчаток,
Ходившую по головам
И не искавшую печати.
Я – мордой падавший в сугроб,
И столько раз для вас раздетый,
Я – на дрова пустивший гроб,
Чтобы согреться до рассвета.
Постигший слово как восторг,
Как ночь с любимой, непонятной,
Пленившей Запад и Восток
Своей непогрешимой клятвой.
Вот на коленях я стою
Пред образом ее прекрасным
И знаю – что она в Раю!
А я в аду, и всё – ужасно!
И что мне руки целовать,
Те бледные, худые пальцы?
Она умела счастье дать
Мне – одинокому скитальцу.
А я забыл ее, забыл…
И, как всегда, бессмертно запил,
Гвоздями сердце я забил,
Ключ выбросил и душу запер!
Но с неоглядной синевой,
Как жаворонок чистый в клетке,
Она со мной, она со мной,
И я распят на этой ветке!
Ты снишься мне, ты снишься мне
Сквозь гром и ангельские трубы,
Когда целуешь в тишине
Мои израненные губы!..
